Шэрон Тёрнер | История Англо-саксов. Книга Третья. Глава VII
книга III. глава VI. « КНИГА III. ГЛАВА VII. » книга III. глава VIII
Поход Восточных англов на Рейн. — Убежище Эдвина в Восточной Англии. — Поражение Этельфрита от Редвальда. — Правление
Эдвина в Нортумбрии, и принятие Христианства в этой Провинции.
[Поход восточных англов на континент. 534-547.] Королевство Восточной Англии приобрело известность благодаря произошедшему в шестом столетии событию, которое донёс до нас Прокопий. Оно демонстрирует дух авантюризма наших древних саксонских правителей во всей его красе.
Между Рейном и Северным Океаном обитал народ варнов [Varni] (1). Их король испрашивал руки принцессы Восточной Англии для своего сына и получил согласие. На смертном одре осенило его, что союз с франками, их соседями, будет более выгоден для его народа, нежели дружба с англами, отделенных от варнов морем. Повинуясь политической целесообразности, принц Радигер женился на вдове отца, своей мачехе, ибо она являлась сестрой Теотберта Франка. Отвергнутая невеста восточных англов не стерпела унижения; она потребовала отомстить за пренебрежительное отношение, ибо по суждению ее соотечественников чистота женского целомудрия считалась запятнанной, если дева уже кем-то однажды сосватанная не вступала в брак. Ее брат и восточноанглийские воины решили что она права; огромный флот пришел из Англии под её эгидой и высадился на Рейне. Часть армии расположилась лагерем вместе с ней; остальные же с одним из ее братьев нанесли поражение варнам и вторглись внутрь страны. Радигер бежал. Англы, упивающиеся своей победой, возвратились к деве. Она же встретила их с презрением. Они не сделали ничего великого, коли Радигер не был доставлен к её ногам. Снова её отборные витязи отправились на вылазку, и, в конце концов, Радигер был захвачен в лесу. Пленник вошел в её шатёр, чтобы встретить свою смерть. Но сердце принцессы всё ещё принадлежало ему. В оправдание он привёл волю своего отца и настойчивые просьбы своих знатнейших людей. Торжествующая красавица милостиво улыбнулась в знак прощения. Принять её руку и удалить свою соперницу – вот единственные наказания, вынесенные ею. С радостью принц повиновался, и сестра Теодберта была отвергнута (2).
[617. Захват Этельфритом Дейры.]
Это событие, пожалуй, единственное в истории королевства Восточной Англии, способно привлечь к нему наше внимание до правления Редвальда. До этого правителя оно не претендовало на главенство в Англии. Доминирующее превосходство его вынудило достичь неумеренное честолюбие Этельфрита. Этот король нортумбрийских англов, неудовлетворенный унаследованной им Берникой и своими военными трофеями в Шотландии и Уэльсе, вторгся в Дейру, корону которой в возрасте трех лет наследовал Эдвин, сын Эллы, и, изгнал малое дитя, сократив тем самым количество саксонских государствах Англии до шестицарствия. Эдвин был доставлен в Северный Уэльс и получил благородное воспитание при дворе Кадвана (3).
[Эдвин в Восточной Англии.]
Когда Эдвин вырос, он был вынужден покинуть Уэльс и долгие годы странствовать тайком по различным провинциям, ускользая от беспрестанного преследования Этельфрита. Достигнув Восточной Англии, он явился ко двору Редвальда и, открывшись ему, просил о гостеприимной защите. Редвальд принял его благосклонно, и пообещал то, что он попросил. Обеспокоенный тем, что Эдвин жив живёхонек, Этельфрит неоднократно посылал гонцов с подарками для государя восточных англов, требуя от него выдать юношу, прибавляя к сказанному угрозы в случае отказа. Редвальд помнил о неизменной удаче Этельфрита и, страшась столкнуться с его враждебностью, пообещал либо смерти либо выдачи Эдвина. Друг молодого изгнанника проведал об этих намерениях и посоветовал ему бежать. Но Эдвин, утомлённый жизнью скитальца, ответил: «Я не могу сделать этого. Я заключил соглашение с Редвальдом и не буду разрывать его первым, в то время как он не сделал мне никакого зла, не выявил до сих пор никакой вражды. Если мне суждено погибнуть, то он, когда предаст или убьёт меня, будет бесчестен, а не я. Да и куда бежать мне, кто и без того столь долго блуждал по всем весям Британии, не имея убежища? Как я смогу где-либо ещё избежать ловушек своего гонителя?» Друг оставил его. Эдвин остался сидеть перед чертогом, размышляя о своих невзгодах и тёмных умыслах. Наступила тревожная торжественная ночь, и он был уверен, что увидел неизвестного человека идущего к нему, который обещал явить ему избавление и великое грядущее преуспеяние, если он последует тому, чему впоследствии его будут наставлять. Видение положило свою руку ему на голову, и, заклиная его помнить эту беседу, исчезло (4). Или же Эдвин пробудился. Между тем у него появился друг более осязаемый, нежели призрачное видение.
[Редвальд защищает Эдвина и побеждает Этельфрита.] Королева Редвальда из благородных намерений тайком просила за юного изгнанника: "Король не вправе предавать несчастного друга, тем более нарушать своё слово из-за золота: ни одно украшение так не облагораживает как верность" (5). Заинтересованный ее заступничеством и вдохновлённый силой её духа, Редвальд решил соблюсти священные устои гостеприимства. Эдвин был осведомлён о великодушном решении своим бдительным, хотя и безвестным, другом.
Этельфрит, лишённый своей добычи, занялся подготовкой армии. Редвальд действовал с продуманной решительностью: на восточном берегу реки Идел в Ноттингемшире он атаковал Этельфрита прежде, чем тот смог собрать все свои войска (6). Нортумбрийский король своей искушенной доблестью и закаленными в боях ратниками компенсировал малочисленность своих войск и выровнил ход сражения. Восточные англы наступали тремя полками, один из которых вел сын Редвальда Райнер. Старая добрая удача Этельфрита оказала-таки ему поддержку; он атаковал этот фланг, и принц со своей дружиной были изрублены. Случившееся несчастье только подстегнуло Редвальда к более решительным действиям; он все равно превосходил численностью своего противника, а оставшиеся его полки были непоколебимы. Этельфрит, непривыкший к такой стойкости и крайне нетерпеливый в подобных случаях, ринулся на восточных англов с рискованной стремительностью.
[Гибель Этельфрита.]
Соратники не последовали за его неуместной отвагой; он был оттеснён от них и погиб под мечами обступивших его восточных англов (7). После этих событий Эдвин прославил своё имя. Редвальд не только вернул ему трон в Дейре, но и дал возможность подчинить своей власти Бернику. Шестицарствие, таким образом, сохранилось. Сыновья убитого узурпатора бежали в Шотландию (8), где они познали веру Христову.
[Реставрация Эдвина.]
Редвальд обрёл статус общенационального могущества, которым под титулом бредвальда обладали Элла, Кеавлин и Этельберт, а после его смерти принял и Эдвин (9).
[623.] Три брата, правившие в Эссексе, погибли в войнах с западными саксами (10). В Восточной Англии Редвальду наследовал Эорпвальд. Редвальд, во время посещения Этельберта в Кенте, принял Христианство, но вернувшись в свою страну, к своей жене и жрецам восточных англов, противящимся его воззрениям, попытался совместить его с саксонским идолопоклонством. Он воздвиг алтарь Христу в том же самом храме, где совершались жертвоприношения Одину (11). Но даже это странное сочетание вероисповеданий возымело эффект привлечения внимания восточных англов к Христианской вере.
Превратности жизни Эдвина наделили его созерцательным складом ума, сделавшим его самым интеллектуальным из предшествующих ему англосаксонских королей. Это в немалой степени поспособствовало принятию им Христианства. Его продвижение к этому перелому сознания проходило постепенно, и эти шаги были подробно изложены его соотечественником Бедой.
В Кенте он просил руки Таты Эдильберги, дочери Этельберта. Её брат, отрекшийся от своего идолопоклонства, возражал против этого союза с почитателем Одина. Эдвин обещал, что не только не будет вмешиваться в её религию, но позволит свободное её отправление как принцессе, так и её приближённым. Он также дал понять что, если при рассмотрении его мудрыми людьми она окажется праведнее и достойнее Бога, нежели его родная вера, то он мог бы и сам принять её. Саксонская принцесса стала его женой, и Паулин, один из тех, кого Григорий в довершение к остальным снарядил в помощь Августину, отправился с ней в качестве священника и епископа (12).
[625.] Основная забота Паулина состояла в том, чтобы предохранить королеву и знать из её свиты от возврата к идолопоклонству. Другая заключалась в обращении местного населения; правда, оно безразлично отнеслось к его стараниям. Один всё ещё оставался его фаворитом.
В эту пору жизни Эдвин подвергся нападению убийцы. Квичхельм, языческий король Уэссекса, поручил одному из своих подданных посетить двор Эдвина, и, улучив удобный момент, поразить того отравленным кинжалом. Негодяй достиг королевской резиденции на Деруэнте и представился посланником своего короля. Королева Эдвина как раз собиралась разрешиться от бремени. Имя Квичхельма обеспечивало безотлагательный приём преднамеренного убийцы, у которого нашлось достаточно таланта и твёрдости приступить к вручению мнимого послания, как вдруг вскочив, он стиснул своё оружие и кинулся на короля. Нападение было настолько внезапным, что Эдвин оказался не защищен ни личной охраной, ни доспехами. Но Лилла – тэн, к которому он питал сильную привязанность, стоял рядом с ним: он увидел занесённый кинжал и угрозу, нависшую над Эдвином. Не имея щита, но лишь порыв благородного сердца, он метнулся к королю и принял на себя удар, который невозможно было отвести. Удар был столь силён, что пронзил Лиллу насквозь и задел короля. Мечи присутствующих были тотчас обращены на убийцу; но он стоял насмерть и был зарублен не ранее, как сразил ещё одного дружинника оружием, которое подобрал с тела своей первой жертвы (13).
Этой же ночью королева разрешилась дочерью Эанфледой. Король воздал хвалы своим идолам за её рождение; а когда Паулин обратил его внимание к Христу Спасителю, Эдвин, как Кловис, основавший во Франции королевство франков, возвещал, что примет веру епископа, если небеса даруют победу его оружию над королём, подославшему к нему убийцу, чтобы лишить жизни. В качестве залога своего решения выполнить это обязательство, он дал согласие на крещение новорожденной малышки.
Наряду с ней обряд крещения приняли ещё одиннадцать домочадцев (14).
[Введение Христианства в Нортумбрии.]
Эдвин собрал свои войска и двинулся на Квичхельма. Его поход был весьма успешен. Но после своего победоносного возвращения в Нортумбрию (15), он отложил принятие новой религии. Его уже не устраивали его идолы, но он обладал тем складом ума, который испытывал потребность осознания в них своей греховности перед тем, как выбрать новую веру. Он часто и подолгу советовался по этому вопросу как с Паулином, так и с мудрейшими из своих подданных. Его часто видели сидящим в одиночестве, рассуждающим с самим собой о том, что он должен предпринять, и какой религии должен придерживаться (16). Пребывая в подобных раздумьях, он получил от папы Бонифация послание, побуждающее его оставить бесполезных и бесчувственных идолов, которые без посторонней помощи не могут изменить даже собственного положения; и если не перемещаются кем-либо, то, подобно камню, должны навеки оставаться там, где пребывали до этого. Понтифик поведал ему, что дух, живущий в нём, доселе не ведомый им, предохранит плоть его от тлена и добавил: "Он создал и вас, и вдохнул в вас жизнь, и отдал единородного своего Сына ради вашего искупления и спасения от первородного греха, и Он же избавит вас от дьявольского проклятия и дарует вам воздаяние на небесах" (17).
Бонифаций наряду с этим письмом отправил послание и его королеве, напомнив ей об обязательстве, оказавшем влияние на выбор её мужем Христианской религии, где наставлял её смягчить его предубеждения против неё, и запечатлеть в его сознании превосходство веры, которую она приняла, и восхитительное естество воздаяний, которые он получит в будущем (18).
Эти письма были получены и приняты во внимание; Паулин же пришёл к мнению, что величие королевского духа и природную гордость англосаксонского народа весьма не легко будет склонить к смирению и кротости христианских заповедей (19). В этот момент он, кажется, прознал о видении короля при дворе Редвальда и гениально воспользовался этим.
Видение перед тем как исчезнуть, как уже говорилось, возложило свою правую руку на голову короля, и воскликнуло: "Когда снова увидишь подобный знак, вспомни этот разговор и исполни свое обещание повиноваться тому, что будет тогда тебе раскрыто".
Паулин, будто бы не имея ни малейшего представления об этом, однажды вошел в покои короля, как раз тогда, когда тот находился в раздумьях о противостоящих друг другу вероисповеданиях, и, приблизившись с торжественным видом, повторил жест видения короля, возложив правую руку на голову своего монарха, словно вопрошая его в этот момент, помнит ли он подобный знак.
Сентиментальность короля тотчас же дала себя знать. Его видение и обещание, данное им, предстали пред ним как наяву. Он и в мыслях не допускал, что Паулин, возможно, от его королевы, а может быть, и от своих ближайших соратников знал о видении, так сильно запавшем ему в душу. Всё казалось сверхъестественным, Паулин же представлялся ниспосланным ему видением. Он бросился в ноги епископу, который, усиливая произведённое им впечатление, поднял его, и призвал, не теряя ни минуты, выполнить своё трижды данное слово, напомнив, что это единственное, что могло бы избавить его от непреходящих мук ослушания (20).
Король, теперь уже всерьёз взволнованный этим жизненно важным вопросом, созвал уитенагемот, чтобы, коль скоро они разделяют его чувства, всем вместе принять обряд крещения. Когда все собрались, он предложил рассмотреть принятие нового вероисповедания и повелел каждому, ничего не утаивая, высказать по этому поводу своё мнение.
Тогда выступил Койфи, верховный жрец их идолов, первейший по положению, и если только неотёсанность склада его ума не являлась особенностью всего народа англов, то должно быть, сильно удивил короля. Его речь ввиду своеобразия мышления заслуживает буквального перевода. “О король, рассмотри внимательно то учение, что нам предлагают. Что до меня, то я считаю, что вера, которой мы придерживаемся сейчас, не заключает в себе ни достоинства, ни пользы. Никто из твоих подданных не служил нашим богам более ревностно, чем я, и все же многие получили от тебя больше даров и почестей и больше преуспели во всех своих начинаниях. Если бы боги имели силу, они бы помогли мне, видя, с каким рвением я им служу (21). Поэтому если окажется, что новое учение лучше и полезнее для нас, давайте примем его без промедления”.
Подобное излияние эгоизма наводит на мысль, что завоевание англосаксами романизированной и христианской Британии с её культурой, богатством и духовным развитием, так или иначе представшими перед взором саксов, уже тогда поколебало их преданность примитивному суеверию своих предков. В противном случае верховный жрец не смог бы столь прочувственно разглагольствовать о своём пренебрежении к их национальному божеству. Это обстоятельство наверняка способствовало той естественности, с которой Христианство укоренилось на острове.
Следующий говоривший выказал интеллект, абсолютно несвойственный этому народу, до сей поры не приученному к подобному рациональному анализу.
”Вот как сравню я, о король, земную жизнь человека с тем временем, что неведомо нам. Представь, что в зимнюю пору ты сидишь и пируешь со своими приближенными и советниками; посреди зала в очаге горит огонь, согревая тебя, а снаружи бушуют зимний ветер и вьюга. И вот через зал пролетает воробей, влетая в одну дверь и вылетая в другую. В тот краткий миг, что он внутри, зимняя стужа не властна над ним; но тут же он исчезает с наших глаз, уносясь из стужи в стужу. Такова и жизнь людская, и неведомо нам, что будет и что было прежде. Если новое учение даст нам знание об этом, то нам следует его принять” (22).
Другие знатные люди и королевские советники высказались подобным образом. Койфи выразил желание получить от Паулина представление о Боге. Епископ исполнил просьбу, и жрец англов воскликнул: ”Давно уже я понял, что наша вера плоха; чем больше искал я в ней истину, тем меньше находил. Теперь я открыто признаю, что свет истины заключен в этом учении, обещающем нам дары жизни, спасения и вечного блаженства. Поэтому я предлагаю тебе, король, безотлагательно отвергнуть и предать огню те храмы и алтари, которым мы поклонялись без всякой пользы”. После этого дерзкого призыва его спросили, кто первым осквернит идолов, их жертвенники и ограждения, что их окружают. Ревностный новообращённый ответил: ”Я сделаю это, ибо истинный Бог ниспослал мне мудрость, и никто лучше меня не сможет уничтожить то, чему я поклонялся по глупости, и подать тем самым пример другим”. Он попросил у короля оружие и боевого коня. В их древнем культе существовал завет, что ни один жрец был не вправе носить оружие, или ездить верхом, разве что на кобыле, — интересное правило, отделяющее служителей их религии от жестокости войны. Жрец опаясался мечём, и, размахивая копьем, вскочил на королевского коня и поскакал в святилище идолов. Люди снаружи решили, что он обезумел. Он метнул копье в языческое святилище, чтобы осквернить его, а затем повелел своим сопровождающим разрушить все строения и окружавшие их ограждения. Событие это произошло чуть восточнее Йорка, над рекой Деруэнт, в месте, во времена Беды называемом Годмунддингахам (23).
[628.] В скором времени, на одиннадцатом году правления, Эдвин со своим ближайшем окружением принял крещение. В 632 году он убедил Эорпвальда Восточноанглийского, сына Редвальда, последовать своему примеру. Сигеберт, брат и преемник Эорпвальда, не только расширил распространение Христианства в Восточной Англии, но и предпринял такое тщательное его изучение, что был назван летописцем "Наиучёнейшим" (24).
Эдвин достиг вершины человеческого процветания: значительная часть Уэльса, включая Менавийские острова, покорилась его власти; он был первым из англов, кто подчинил или победил все англосаксонские королевства, за исключением Кента (25).
Порядок внутри страны в его владениях поддерживался настолько тщательно, что фраза о том, что женщина с грудным младенцем могла пройти от моря до моря без страха быть обиженной, превратилась в афоризм. Ибо в те дни, когда путешествие было трудным и утомительным и не существовало никаких постоялых дворов для приюта путников, весьма немаловажным и милосердным удобством для его подданных стал приказ установить на больших дорогах – там, где имелся чистый источник, – столбы, с прикованными к ним медными чашами для восстановления сил утомленных путников, чью усталость Эдвин самолично испытал на себе. Размещённые при правлении кого-либо иного монарха они просто-напросто бы были украдены; но таков был благоговейный страх перед его вопрошающим правосудием, либо же присутствовала такая повсеместная любовь по отношению к его добродетелям, что ни один человек не совершал с ними ничего дурного. Беда отмечал в качестве примера его наивысшего достоинства и могущества, что когда бы он не выступал – в дни мира ли, или в дни войны, перед ним всякий раз несли его штандарт. Когда он появлялся на людях, ему предшествовала туфа (26).
[Процветание и упадок правления Эдвина.]
Правил он, победоносный над своими недругами, семнадцать лет, даря счастье своим подданым. И всё таки Эдвин, при всех его достоинствах, не являлся совершенством. Да, он допустил Христианство к своей вере, но ему было сорок три года когда он принял его. Его восприятие мира и приобретённый уклад поведения, как мы понимаем, сформировали иные традиции, задолго до того, как он позволил новой вере оказать на себя влияние. Он по-прежнему оставался саксонским воителем и разделил судьбину многих и многих себе подобных, наделённых воинственным характером. Не прошло и пяти лет после обращения Эдвина в новую веру, как его царствование внезапно окончилось; и несчастье это явилось следствием его же честолюбия.
[Его отношения с Кадваллоном и валийцами.] Юные годы его жизни были взлелеяны отцом Кадваллона, правителем Северного Уэльса; но когда Эдвин обрёл скипетр Этельфрита, он повёл ожесточённую войну с сыном своего господина. Нам не ведомо ни то, что заставило его, будучи молодым, покинуть своё убежище в Уэльсе, ни что послужило поводом нынешней вражде между ним и Кадваллоном. Но по тому, что именно валлийский король вторгся во владения Эдвина, можно предположить, что зачинщиком являлся именно он. Эдвин разбил Кадваллона, который дошёл до Виддрингтона, что приблизительно в восьми милях к северу от Морпета (27). Мы с прискорбием читаем, что он не довольствовался лишь одной оборонительной войной, и не преминул воспользоваться правом победителя в отношении своего старинного друга и покровителя. Он пошёл на поводу своей обиды, либо же своего честолюбия, пересилившего его благодарность. Он преследовал Кадваллона в Уэльсе и загнал того в Ирландию (28). Он так неистово проявлял своё превосходство, что Триады Британии упоминаут его как одно из трех напастий, что случались на острове Англси (29).
[Союз Кадваллона и Пенды.]
В течение нескольких лет его власть распространялась над Гвинедом. Но этот очевидный успех лишь подтолкнул его к краху. Кадваллон заручился поддержкой короля мерсийцев Пенды, который подготовился к этому альянсу с присущим ему юношеским задором. Союзные короли встретили Эдвина у Хэтфилд Чейз в Йоркшире 12-ого октября. Поскольку Мерсия, до того момента оставалась незаметным и мирным придатком его королевства Дейра, у Эдвина не было никакой причины ожидать какой-либо опасности от этого альянса. Но исход любого сражения зависит от случая: гибель командующего, ошибка передислокации, внезапная непредвиденная атака на тот или иной фланг, искусный, а порой даже случайный маневр часто сводили на нет как талант полководца, так и его численное превосходство.
[Гибель Эдвина.] Подробности этого сражения не приводятся, но исход его оказался для Эдвина смертельным. Он пал на сорок восьмом году жизни с одним из своих сыновей, а значительная часть его армии была уничтожена (30).
Победители разорили Нортумбрию; убелённый сединами Пенда проявил исключительную жестокость в отношении христианского населения. Ужас парализовал страну. Вдова короля с несколькими своими детьми под защитой Паулина и одного отважного воина в страхе бежала к родичу в Кент (31).
[Победы Кадваллона.] После смерти Эдвина Нортумбрия снова разделилась на две древние области, и вновь образовалась гептархия. Его кузен Осрик, внук Эллы, наследовал Дейру, а Эанфрид, находившийся в долгом изгнании сын Этельфрита – Бернику: как один, так и второй возродили язычество, не смотря на то, что Осрик уже был окрещён. Валлийский король Кадваллон, полный решимости отомстить народу англов, продолжил военные действия. Осрик опрометчиво отважился осадить его в укреплённом городе (32), где внезапная вылазка Кадваллона погубила короля Дейры. В течение года победитель опустошал Нортумбрию: его успех вселил ужас в Эанфрида, а испуг ускорил его кончину. В сопровождении двенадцати воинов он оправился договариваться о мире с Валлийцем. Несмотря на священную цель его посещения, он был предан смерти.
Мечи Кадваллона и его воинства представлялись силой, предназначенной судьбой для исполнения их заветного пророчества. Ныне решалась судьба англосаксов: трёх их королей уже принесли в жертву оскорбленным кимрам. В Кадваллоне возродился Артур. Но иллюзорные пророческие упования и людское предчувствие, основанное на пережитом вековом недовольстве, нигде так не обманчивы, как в тщеславии и на войне.
[634.] Блистающий славой четырнадцати крупных сражений и шестидесяти стычек (33), Кадваллон презирал Освальда, брата и преемника Эанфрида, который, сплотив силы берникийцев, попытался стать спасителем своей страны. Со смиренным упованием королевская молодёжь вверила своё дело суду Провидения Господня (34) и спокойно ожидала его решения на берегах Дениса (35).
[Освальд побеждает Кадваллона.] Там Кадваллон (36) и цвет его армии нашли свою гибель. Возвращение кимров на свои исконные земли, скорее всего, навсегда останется несбыточной мечтой (37).
(1) Редактор объёмной «Collection des Historiens des Gaules», Paris, 1741, замечает (ссылаясь на Валезия [Valesius]), что Прокопий ошибался, когда размещал варнов на правом берегу Рейна, и что он более заслуживает доверия, расположив их рядом с данами (vol. ii, p. 43). <текст>
(2) Прокопий Кесарийский, Война с готами, кн. IV, гл. 20. Гиббон размещает этот эпизод между 534 и 547 годами, граничными датами правления Теодберта (vol. iii. c. 38. p. 627). <текст>
(3) Алуред из Беверли (Alured Beverley), lib. vi. p. 90. Редвальд был сыном Тителя и внуком Уффы. Флор. Вуст.: 632. <текст>
(4) Беда, кн. II, гл. 12. <текст>
(5) Здесь и до конца главы прямая речь приводиться в переводе В.В. Эрлихмана – прим. al_avs. <текст>
(6) Беда, кн II, гл. 12. <текст>
(7) Hunting, lib. ii. p. 316. Sax. Chron. 27 [Из АСХ: 617]. <текст>
(8) Sax. Chron. 27 [Из АСХ: 617]. Беда, кн. III, гл. 1. Polychron. 3 Gale, 229. <текст>
(9) Беда, кн II, гл. 5. <текст>
(10) Беда, там же. Флор. Вуст.: 616. <текст>
(11) Беда, кн. II, гл. 15. Этот алтарь, говорит Беда, сохранялся до правления короля Восточной Англии Алдульфа, его современника, который упоминал, что видел его, будучи мальчишкой. <текст>
(12) Беда, кн. II, гл. 9. <текст>
(13) Беда, кн. II, гл. 9. Флор. Вуст.: 627. <текст>
(14) Беда, кн. II, гл. 9. Флор. Вуст.: 627. Sax. Chron. 27 [Из АСХ: 626]. <текст>
(16) Беда, кн. II, гл. 9. Чувства, которые почтенный индус из Дели выказывал в 1826 году христианскому миссионеру, возможно, помогут проиллюстрировать зачерствелое мышление Эдвина в тот период времени в отношении сего важнейшего предмета. "Истинно говорю, я испытываю любовь к тому, что содержится в твоих книгах; но всё же я чувствую недостаточно веры: когда у меня будет больше веры, я скажу тебе больше". Miss. Reg. Feb. 1827, p. 82. <текст>
(17) Беда, кн. II, гл. 10. <текст>
(20) Беда, кн. II, гл. 12. <текст>
(21) Это, как кажется, характерный стиль мышления служителей идолов (а, вполне вероятно, что и многих других) в те минуты, когда им приходится быстро менять свои убеждения; ибо, как писал г-н Смит в Англию из Бенареса: "Спросил я брамина, почему они не замечают тех каменных божков, что находятся под стеной?" "Мы поклонялись им несколько лет", – ответствовал брамин, – "но не получив никакой пользы, мы отложили их в сторону, зная, что они – всего лишь камни, и не в состоянии творить добро или зло". Miss. Reg. p. 78. <текст>
(22) Беда, кн. II, гл. 13. На сегодняшний момент перевод Альфреда этой любопытнейшей речи даёт нам возможность лицезреть её в наиболее близком приближении к своему первоначальнму виду: "Thyslic me is gesewen, Cyning! this andwarde lif manna on eortan, to withmetenysse thæse tide the us uncuth is, swa gelic, swa thu æt swæsendum sitte mid thinum ealdormannum and thegnum on winter tide and sy fyr onæled, and ðin heall gewyrmed. And hit rine and sniþe styrine ute. Cume ðonne an Spearwa and hrædlice thæt hus ðurh fleo and cume ðurh oþre duru in; ðurh oþre ut gewite: Hwet he on ða tid ðe he inne biþ hrined mid þy storme ðæs wintres. Ac thæt biþ an eagan brhytm and thæt læste fæt. Ac he sona of wintra elf cymeþ. Swa ðonne ðis monna lif to medmiclum fæce tælypeh, hwæt ðær fopegange. Oþþe hwæt ðær æftetfylige we ne cunnon. Forþon gif þeos niwe lær owiht cuþlicre and gerisenlicre bringe. Heo ðæs wyrthe is thæt we ðære fyligean". P. 516. <текст>
(23) Беда, кн. II, гл. 13. Это место всё ещё называют Годмундхэм (Godmundham), т.е. жилищем mund (или защиты) богов. Последствия подобных внезапных актов осквернения внушительных капищ или объектов почитания идолов были в недавнем времени засвидетельствованы на Гавайях. Этот остров площадью 4000 квадратных миль представляет собой один сплошной массив застывшей лавы и имеет наибольший известный нам вулканический кратер, протяженностью восемь миль в окружности. Богиня огня Пели и подчиняющиеся ей огненные боги, как повествует предание, властвуют над ним и, будучи оскорбленными, поражают человеческий род громом, землетрясениями и потоками расплавленной лавы. Пятьдесят пиков вулканического происхождения, свыше двадцати из которых непрерывно извергали столпы пламени и обжигающую субстанцию, вынуждали испуганных людей поклоняться мнимому огненному божеству, пока Капиолани, женщина-вождь, принявшая Христианство, не решилась спуститься в пылающий кратер и убедить жителей в ничтожности богов, которых они боялись, бросая им вызов в их вулканических жилищах. "Если со мной что-то случится", сказала героическая женщина, "тогда продолжайте поклоняться Пели; но если я вернусь целой и невредимой, почитайте Господа, сотворившего её". Капиолани спустилась по крутому и труднопроходимому склону кратера и, достигнув основания, поместила посох в жидкую лаву и взболтала пепел горящего озера. Заклятие суеверия тотчас же было развеяно. Ожидалось, что богиня, вооружившись пламенем и сернистым дымом, внезапно выскочит и уничтожит нечестивую незваную гостью. Но увидев, что огонь течёт так же безвредно, как будто никто его и не тревожил, люди "признали превосходство Бога Капиолани, и с тех пор огням Пели стало воздаваться всё меньше и меньше приношений и почтения". Путешествие лорда Байрона [Джорджа Ансона] к Сангвичевым островам, 1827, p. 188. Миссионеры не смогли произвести должного впечатления, да и король с вождями были не в силах искоренить культ до тех пор, пока посох Капиолани вышеизложенным образом не разрушил чары. <текст>
(24) Doctissimus. Флор. Вуст.: 636. Аналогично Эдвину в его ниспровержении саксонского суеверия, в мае 1819 года поступил Рио-Рио (Riho Riho), король Сандвичевых Островов, чьи действия в подобный момент могут быть приведены в качестве иллюстрации нортумбрийского обращения и подтверждения его исторической правдоподобности, а значит, и правдивости Беды. Так, после продолжительных разговоров со своей знатью обо всей нелепости их религии, которую посещения капитана Кука и других мореплавателей, да и ряда американских миссионеров, смогли утвердить в их головах, он объявил свое решение о принятии новой веры, если вожди согласятся осквернить свои священные устои и уничтожить их идолов. Его мать спросила: “Какой вред приносили наши боги?” "Никакого", – ответила знать, – “А что хорошего? Разве приношения, которые мы обязаны делать, не обременительны? Разве человеческие жертвы, требуемые жрецами, не безжалостны и бесполезны? Разве иноземцы не смеются над нашим вымыслом, что эти дурно выделанные древесные истуканы защищают нас?” Королева-мать ответила: “Делайте, как знаете”. И вот однажды их капища и идолы были разрушены, а несколько позже на этих привлекательных островах было введено Христианство.Более подробно смотри Рассказы Эллиса и Путешествие Лорда Байрона. <текст>
(25) Флор. Вуст.: 628. Sax. Chron. 27 [Из АСХ: 617]. Беда, II, гл. 9 и 16. Менавийские острова – это Эвбония и Мона, или Мэн и Англси. – Беда (гл. 9) упоминает, что Англси содержал 960 хайд или фамилий, а Мэн – 300. [Первым автором, упоминающим остров Мэн, является Цезарь, Нет никакого сомнения, что под островом Мона (Mona), о котором он говорит в своих Записках, помещая его посередине между Британией и Ирландией, подразумевается этот остров. У Тацитовой же Моны имелся переходимый вброд пролив между ним и континентом. А это может относиться только к острову Англси. Плиний описал оба острова: Мону, имея в виду Англси, и Монабию (Monabia), сиречь остров Мэн. У Птолемея мы встречаем остров Моноеда (Monoeda) или Монаида (Monaida), т.е. дальний или отдаленный Мон. Орозий называет остров Мэн – Монавис (Monavis), повествуя, что он не являлся слишком плодородным, и что в то время им владели скотты. Беда, кто, ясно различает два Менавийских (Menavian) острова, называет северный Менавией (Menavia), а остров Англси удостаивает эпитетом южный. В одних копиях рукописи Ненния остров Мэн называется Эвбония, в других же – Менавия. Алуред из Беверли также говорит об острове Мэн как об одном из Менавийских островов. Бритты называли его Манау (Manaw), точнее говоря Main au, т.е. малым островом, что, как представляется, латинизировалось в слово Menavia. – по материалам сайта www.isle-of-man.com, прим. al_avs] Плодородие Англси дало начало пословице: Mon mam Cymry, Мона – мать Уэльса. Предисловие Прайза к изданию Карадока с доработками Уинна (The History of Wales. Written Originally in British, by Caradoc of Lhancarvan, Englished by Dr. Powell, and Augmented by W. Wynne, ... To which is added, a description of Wales, by Sir John Price – прим. al_avs). – Король Гвинедда имел на острове свою королевскую резиденцию в Аберфрау (ныне – небольшая деревушка). Camp. Reg. 1796, p. 402. <текст>
(26) Мы знаем из пассажа Вегеция с поправками Липсия, что туфа – один из видов римского штандарта; от Исидора нам известно, что Август, среди имеющихся на копье значков, повелел ввести шар, обозначющий покорённый мир. Липсий полагает, что это и была туфа, которую упоминает Беда. – De Militia Romana, lib. IV, c. 5 p. 169. ed. Antwerp, 1598. <текст>
(27) Гальфрид упоминает возникновение ссоры, когда Эдвин пожелал возложить на себя корону независимо от валлийского государя. Кадваллон же, которому посоветовали настаивать на своём главенстве, угрожал отсечь ему голову, если только тот посмеет короноваться. Lib. xii, c. 2, 3 [ИБ, 191, 192 – прим. al_avs]. <текст>
(28) 34-ая Триада упоминает, что Кадваллон и его семья семь лет жили в Ирландии (p. 7). — Гальфрид прибавляет милую нянькину сказку об изгнании Кадваллона. Плывя в Арморику, он был выброшен бурей на остров Гарнарея: гибель спутников ввергла его в недуг; в течение трех дней он отказывался от еды, на четвертый же попросил дичины, поиски которой в течения дня не дали никаких результатов. Чтобы спасти своего короля, Бриан отделил обильный кусок от своего бедра, изжарил его на вертеле и подал королю, выдав за подлинную дичину. Всё было жадно поглощено. Ветер переменился, невредимые они добрались до Арморики, и Бриан впоследствии убил прорицателя Эдвина. Lib. xii. c. 4 и 7 [ИБ, 193, 196 – прим. al_avs]. <текст>
(29) Матвей Вестминстерский (224) своей фразой Combustis Urbibus et Colonis destructis подразумевает ужасающие бедствия. («633 Р.Х. Возникла вражда между королем Эдвином и Кадвалланом, королем бриттов. Они сошлись в сражении, и была битва, в которой Кадваллан потерял много тысяч своих воинов и был обращён в бегство. Эдвин же, одержав победу, повёл свою армию через области бриттов и в трёх их провинциях, а именно – Демеции, Венедоции и Меневии, сжёг города и предал смерти жителей, приведя все области себе в подчинение» – прим. al_avs). <текст>
(30) Осфрид пал вместе со своим отцом. Беда, кн. II, гл. 20. Sax. Chron. 29 [Из АСХ: 633]. Гибсон и Карт помещают сражение в Хэтфилд Чейз. Лэнгорн предпочитает Хетфилд в Дербишире, близ Чешира (176); другие, достаточно абсурдно, бросают взгляд на Хатфилд в Хартфордшире. Около Йоркширского городка были замечены мночисленные полевые укрепления. Я не берусь утверждать, будто бы крысы избегают города, или что воробьям не по вкусу Линдхэм, что лежит ниже его в вересковых кущах. Дополнения Гибсона к Кемдену (725). — Воины Поуиса столь отличились в этом сражении, что получили от Кадваллона дар четырнадцати привилегий. Валлийцы называют место этой битвы Майгин (Meigin). Киндделу (Cynddelw), цитируемый в Owen's Llywarch, p. 117. <текст>
(31) Эадбальд принял их радушно и поставил Паулина епископом Рочестера. Беда, кн. II, гл. 20. АСХ, A: 633. Ей же он пожаловал villam maximam Liningc (Лиминг) cum omnibus adjacentibus, где она построила монастырь. Hugo. Candid. Cænob. Burg. Hist. p. 37. ed. Sparke. Она ввела новшество для англичан, в последствие получившее широкое применение. Она носила вуаль. Примечания Смита к сочинению Беды, 101. Гостеприимство Эадбальда, как представляется, не оставалось неизменным; мрачное предчувствие в отношении него и Освальда побудило королеву отослать своих детей во Францию к Дагоберту, их родичу. Беда, гл. 20. <текст>
(32) Беда, кн. III, гл. 1. Город описан как municipium, а потому, по всей вероятности, являлся Йорком. Примечания Смита к сочинению Беды, 103. <текст>
(33) Llywarch Hen, p. 111. <текст>
(34) Благочестие Освальда перед сражением очень ярко отображено Бедой. Своему построеному в боевой порядок войску он возгласил: "Преклоним колени и помолимся вместе Всемогущему, вечно живому и истинному Богу о защите и заступничестве против грозного врага, ибо знает Он, что мы сражаемся за правое дело, спасая жизнь нашего народа". — Войско повиновалась королевскому наказу. Кн. III, гл. 2. <текст>
(35) Кемден помещает это сражение у Дилстона (Dilston), некогда Девилстон (Devilston), на маленьком ручейке, впадающем в Тайн, 854, Gib. ed — Смит с большей вероятностью обращает внимание на Эррингбурн (Erringburn) как на ручей, у которого погиб Кадваллон, а на поля Коккли (Cockley), Халлингтон (Hallington) или Бингфилд (Bingfield) указывает как на место битвы. Приложение к Беде, 721. Англы называли его Хевенфилд, это название согласно традиции имел Бингфилд. <текст>
(36) Хотя Гальфрид и признает, что Освальд одержал победу у Хевенфельда, всё же указывает там в качестве побеждённого Пенду; а взамен своих предсмертных мук Кадваллон, воспылав гневом за поражение, молниеносно бросает его в погоню за Освальдом, которого дозволяет Пенде убить. Кадваллон овладел тогда всей Британией. Lib. xii. c. 10, 11 [ИБ, 199]. Такова правдивость истории Гальфрида! <текст>
(37) Древний бард Лливарх Хен написал на исходе своей жизни элегию, посвященную Кадваллону, смерть которого он пережил. Он так повествует о своем соратнике: —
Четырнадцать крупных сражений он дал
За прекраснейшую Британию,
Да шестьдесят мелких стычек.
Ллоегира (Англии)
Бич и притеснитель,
Его рука была щедра.
Славу источала она.
Кадваллон лагерем встал на Иддоне,
Горе горькое для своих врагов.
Лев, победоносный над саксами.
Кадваллон во славе своей лагерем стоял
На вершине Горы Диголл:
Семь месяцев по семь стычек каждый день.
Он устремлял длань побоища в [пробитую] брешь;
Неотступно он следовал за битвой;
Незыблемый в сотне сражений,
Сто твердынь он разрушил.
Он насытил орлов;
Неистов гнев его в нанесении ран;
Подобно струе воды из фонтана
Будет наша печаль [изливаться] нескончаемым днём
О Кадваллоне!
Welsh Arch. i. p. 121 и Owen's Llywarch, p. 111 - 117. <текст>
Читать далее →